Загробную тьму вдруг прорезали белые молнии. Она раздвинулась, как еще
темные створки экрана только что включенного телевизора. И, как правило,
сначала включился звук: я услышал испуганный голос Тольки:
- Кто-нибудь жив?
И тотчас же откликнувшегося Мартина:
- По-английски, Толя. Я рядом.
Я вдруг обрел свободу движения: плюхнулся на пол, как будто из-под меня
выбили стул. И странное дело: пол оказался сырым и мягким. Я провел рукой
- трава. А затем с такой же телевизионной цельностью - не постепенно, а
сразу и полностью - стало видно все окружающее. Зернов и Мартин сидели на
поваленном молнией, обуглившемся стволе, должно быть, столетнего дерева, а
мы с Толькой ворочались перед ними в росистой высокой траве. Нас окружал
лес, но не редкий и живописный, как подмосковные рощицы, а густой и
непроходимый, сказочно-дремучий - точь-в-точь тайга где-нибудь подальше от
города или поселка. Но, пожалуй, все-таки это была не тайга: ни елей, ни
лиственниц, ни привычного таежного подлеска, ни мошкары, вьющейся перед
глазами. Какие-то не таежные деревья вздымались над нами, закрывая небо. И
даже не подмосковные, скажем, ольха или береза, побуревший снизу тополь и
даже не липа, которых и под Москвой-то становится все меньше и меньше. Я
разглядел знакомый мне по крымским нагорьям бук, широколистый вяз,
западноевропейский каштан и клен, такой могучий и древний, каких в
подмосковных лесах вы наверняка не найдете. Деревья росли тесно, кучно,
перемешиваясь с закрывавшим все проходы подлеском - по-видимому,
шиповником, но не по-нашему густым и высоким. Он, как искусственно
выращенная ограда, окружал нас со всех сторон, не оставляя ни малейшей
надежды для грибников или любителей лесных прогулок. Для таких прогулок
тут требовался топор.
пятница, 27 марта 2009 г.
555
Где мы?
Я не успел ответить - что-то ударило меня по глазам. Тьма. Черный
бездонный провал, в котором исчезло все - и дом, и веранда, и мы сами. А
может быть, это погасло солнце? Ведь такой тьмы не бывает даже во сне. И
первое свидетельство обострившихся ощущений: стало странно жарко и еще
более странно тихо. Даже сравнить нельзя это с тишиной одинокой бессонной
ночи. Где-то тикают часы, скрипит пол, капает вода в кране. А здесь
какая-то первобытная мезозойская тишина. И неподвижность. Сижу, а тела нет
- не космическая невесомость, а просто высвободившийся из тела дух, если
называть духом неугаснувшее сознание. Я сказал: сижу, но это лишь
привычный образ - просто ничего не чувствую и пальцем двинуть не могу.
Паралитик. А сознание не только не погасло - наоборот: обострилось.
Спрашивай, гадай, прикидывай, что случилось. А спросить - голоса нет да и
не у кого: жаркая тьма кругом и беззвучная немота, даже листья в саду не
шуршат.
Может быть, это смерть? Может быть, так умирают? Может быть, это уже
загробная жизнь?
3
http://www.vamslovo.ru/modules.php?name=News&new_topic=47Почему-то стало темнее, хотя до вечера было еще далеко. |
| http://ploskorez.com/?set=content&mc=68&full |
| http://n5.ru/?tag=Freestyle |
| http://www.eya-kokareva.ru/pic.php?vrub=lm&pid=40&picid=98 |
| http://nitkami.ru/kkosynka.php |
| http://zempa.ru/shop/?c=62 |
| http://piromagic.ru/cmd/describe/id/491 |
| http://vremyachko.ru/showimg/big/1883/ |
| http://sneaker.ru/sale/vlyublennaya-para |
| http://700-800.com/f_home.php?firm_code=2907&client_code=25894 |
3
Мартин вздохнул, и я снова переменил тему:
- Старика видишь?
- Томпсона? Нет. Он сейчас в Пасадене грейпфруты выращивает. Вот такие.
- Мартин показывает что-то вроде арбуза.
- Занятный старик, - говорит Зернов.
Но я отрубаю:
- Вредный.
- Нет, - задумчиво поправляет Мартин. - Честный. Только...
- ...без чувства юмора, - смеется Зернов.
Мартин весело подхватывает:
- Потому он меня и уволил в Гренландии.
- Когда?
- Вас еще не было. Мы только-только фиолетовое "пятно" обнаружили. Он
все: вакуум да вакуум. И пристал: "Вы, говорит, о вакууме Дирака слышали?"
Ну а я честно: "Нет, сэр". - "А кто такой Дирак, знаете?" Я опять: "Нет,
сэр". - "А Эйнштейн?" - "Ну, об этом я слышал еще в колледже. Служил
парень в бюро патентов, а потом теорию относительности придумал". - "А
что, говорит, стимулировало открытие этой теории?" - "Заработать хотелось,
сэр". Ну, он меня и уволил. Тут же. Приказал выдать наградные и отправить
в Уманак. В Уманак я вылетел за вами, а наградные все-таки выплатили. Не
мелочился старик.
2
Встреча друзей состоялась на дачной веранде за бутылкой настоящего
скотча, привезенной Мартином, совсем как на пикнике где-нибудь в штате
Мичиган, недалеко от Великих озер. Только вместо штата Мичиган был
Нарофоминский район Московской области, а вместо Великих озер - невеликий
Чуркинский пруд с относительно живописной рощицей на берегу, которую можно
было пройти вдоль за пятнадцать минут, а поперек - за четыре. От нашей
веранды до рощи было примерно сто метров дачной улички, пыльного проселка
и вытоптанной травы по берегу пруда. Все эти географические подробности,
как увидим, пригодятся в дальнейшем.
Всего три года прошло с нашего отъезда из Гренландии, а память уже
успела многое стушевать. Капризная и непрочная штука эта человеческая
память, как дешевый старый будильник, иногда звенит, когда это совсем не
нужно, и молчит, когда вы так на него надеетесь. Совсем недавно, казалось,
исчезли розовые "облака", изменившие облик нашей планеты, а газеты и радио
уже ищут свежих мелодий для своих ежедневных запевок. Правда, еще пишут о
новых курортах, вырастающих, как грибы после дождя, на берегах потеплевших
рек и морей, о комфортабельном плавании через Северный полюс и о снежных
беретиках, надеющихся дорасти до былых снежных шапок на Кавказе и в
Гималаях. Но серьезные разговоры о феномене розовых "облаков" ведутся
только на страницах научных изданий. Честно говоря, и мы их между собой не
ведем, как постаревшие мушкетеры, давно забывшие о подвесках королевы.
Д'Артаньян вернулся в приемную короля, а я - в монтажную киностудии. Ирина
делит обязанности строгой жены с еще большей строгостью секретаря
академика. Толька по-прежнему вычерчивает карты циклонов и антициклонов, а
Мартин осваивает амплуа нью-йоркского газетчика. Лишь Зернов, где-то
обобщающий материалы парижского конгресса, до сих пор верен памяти
пережитого, и лишь в его присутствии наши встречи нет-нет да вернутся к
мечтательному "а помнишь?". "А помнишь собрание в столовке Мирного?", "А
где сейчас Мак-Эду?", "А дуэль свою помнишь?", "А фиолетовое пятно?".
Не помню, кто из нас процитировал Пушкина, когда наше такси отважно
свернуло с Киевского шоссе на путаницу горбатых дачных проселков. Но
цитата в точности соответствовала действительности: гости именно
съезжались на дачу. Мои гости. Ирина уехала с академиком в Ригу на
симпозиум биофизиков - Осовец не доверился другой стенографистке, - а я
остался единственным и полновластным хозяином садового участка с коттеджем
из фанеры, шестью эмбрионами яблонь и тремя березками у садовой калитки.
Гостей было трое: Мартин, приехавший из Нью-Йорка по маршруту
"Интуриста" и без помощи локатора нащупавший меня в студийной монтажной,
Толька Дьячук, оторванный нами от институтской ЭВМ, и Борис Аркадьевич
Зернов, извлеченный с редакционной "летучки" в журнале "Земля и
Вселенная". Три мушкетера и д'Артаньян, проникшие в тайну розовых
"облаков" и одно время затмившие блеск всех земных "звезд" от Сальвадора
Дали до Жана Маре. Судьба уготовила нам встречу не двадцать лет, а всего
три года спустя, но температура дружеской радости была не менее
оптимальной. Зернов даже забыл плащ на редакционной вешалке, но
возвращаться мы не стали: машина к этому времени уже пересекла московскую
Подписаться на:
Сообщения (Atom)